“У демсил должна быть одна задача — спасти и вытащить политзаключенных” — бывшая узница

Даже неделя в колонии — это много, говорит бывшая политзаключенная Дарья Афанасьева, которая провела в неволе 2,5 года. Она считает, что для освобождения узников необходимо делать все возможное и невозможное. С ней солидарны другие бывшие политзаключенные и их родственники.

Платье с желтой биркой, сердечки на его изнанке — бунт

Дарья Афанасьева вышла из колонии в марте. Своей историей она поделилась на пресс-конференции, которую 21 мая, в Международный день солидарности с белорусскими политзаключенными, организовали основательница проекта “Палітвязынка” Евгения Долгая и Белорусский дом в Варшаве.

По словам Афанасьевой, в колонии жизнь поставлена на паузу: “Я села в декабре 2021 года, вышла в марте 2024-го. Но мне не 29, мне 26 лет. У меня в голове не укладывается: что, три года жизни были отданы, чтобы я сбежала из своей родной страны, где моя семья, подруги?”

У молодой женщины хроническая астма, из-за работы с ненатуральными тканями в колонии у нее начались проблемы с бронхами.

На пресс-конференцию Афанасьева и бывшая политзаключенная Миа Миткевич, которая вышла из колонии в октябре 2023 года, принесли тюремные платья — так называемую “форму одежды № 2”. Их женщины в неволе носят в теплое время года.

Платье Дарьи особенное не только из-за желтой бирки — отметки, которой начальство пенитенциарных учреждений по всей стране заставляет обозначать себя осужденных по политическим делам.

Во-первых, обратила она внимание, одежда — с дырками. По словам Афанасьевой, платье “шито-перешито”, но в определенный момент женщина решила больше его не штопать. Во-вторых, это платье с секретом. К его изнанке Дарья пришила сердечки — “для поднятия настроения”. “Это такой небольшой бунт. Смотрю на охрану и думаю: “Ты обо мне не все знаешь”, — сказала она.

В колонии, рассказала экс-политзаключенная, была женщина, которой досталось очень короткое платье. После стирки оно село и стало почти как майка. “Ей пришлось пойти к оперативному куратору, чтобы получить разрешение на то, чтобы дошить платье. Так что свое я перешила на свой страх и риск, без разрешения”, — отметила Афанасьева.

По ее словам, в колонии “оказываешься в закрытом пространстве, где сама себе не принадлежишь, не можешь ничего решать”, и это “серьезный вызов”. “Вы сегодня утром решили, во сколько встанете, что наденете”, — сказала она участникам пресс-конференции. В колонии же, констатировала Афанасьева, был единственный выбор — надеть “трусы в цветочек или черные”. “И то не всегда, поскольку выбор есть в зависимости от постирочных дней”, — подчеркнула она.

Штрафной изолятор — сон на голых досках, без одеяла

Менеджер в сфере культуры Миа Миткевич в Беларуси была осуждена за комментарии в интернете. В колонии ее сделали “злостным нарушителем”, она состояла на учете как “лицо, склонное к нападению на сотрудников”.

Молодую женщину дважды отправляли в штрафной изолятор (ШИЗО) — “подвальное помещение, камеру площадью метр на метр”.

“Там два столбика, на них откидывается кровать с металлическими перекладинами. Заплесневелое окно с решеткой, допотопный умывальник, туалет-дырка, — сказала Миткевич. — Там есть отопление, но всегда холодно. Остаешься в одной юбке и пиджаке. Майка без рукавов. Лосины можно только зимой. <…> Без носков, без легинсов, в перебитых туфлях, которые сдавливают и натирают ногу”.

По ее словам, в ШИЗО спят “на голых железках”, без одеяла, подушки, покрывала. “Если двигаешься, чтобы согреться, могут написать рапорт, и останешься там еще дольше. Я ходила в туалет, там грелась каждые полчаса возле батареи”, — рассказала женщина. В изоляторе она заболела, но ее никто не лечил.

После освобождения Миткевич покинула родину и открыла в Варшаве школу танцев.

Бывшая политзаключенная Ольга Скращук в Беларуси была осуждена на 2,5 года лишения свободы за комментарии в интернете — по “делу Зельцера”.

Скращук в соцсетях возмутилась убийством Зельцера — как и другие 14 женщин, с которыми она провела 50 дней после задержания. “Об этих женщинах, не все из которых пока признаны политзаключенными, мало кто знает… Нас задерживали в квартирах, больницах, автобусах, по месту работы, в бассейнах”, — отметила спикер.

По словам бывшей политзаключенной, женщин, младшей из которых было 26 лет, старшей — 68, при задержании избивали. Многие из них после освобождения покинули Беларусь.

В помещении, куда их поместили на карантин, не было туалетной бумаги, мыла, там отключали воду, душ был нерегулярным. Женщин не водили на прогулки, медицинской помощи не было. 50 дней им мешали спать — не выключали свет, каждую ночь будили по три раза. Заставляли становиться на растяжку, приседать, за неправильное выполнение приказов “били дубинками под коленки”.

“У нас не было ни ручки, ни бумаги, мы не могли писать жалобы на условия содержания, — сказала Скращук. — Через 40 дней появился первый адвокат. У женщин начинались галлюцинации, кто-то не мог назвать свое имя и фамилию. Началось выпадение волос, падение зрения. Некоторых женщин во время этого карантина вызывали к администрации тюрьмы и спрашивали, раскаиваются ли они, признают ли вину. Мы не признавали, нас держали дальше. Я сейчас, зная, какие огромные сроки дают, думаю, что мы как-то слишком легко относились ко всему, еще пытались отстаивать свои права”.

Большинство из тех 14 женщин получило от 2 до 3 лет лишения свободы.

“Мы не боролись, мы выживали“

В неволе политзаключенные мечтали об амнистии, что их освободят, поскольку в Беларуси что-то изменится. В 2022 году они говорили фигурантам “дела студентов”, что те не просидят полный срок, выйдут раньше, однако этого не произошло.

Политзаключенные женщины говорят, что в колонии “можно не работать на администрацию”, но если не признаешь вину, не пишешь по ее требованию прошение о помиловании, то “запрессуют”.

По словам Афанасьевой, в 2022 году администрация колонии спрашивала, будут ли заключенные просить о помиловании. Многие, отметила она, собирали документы, которым в итоге “не дали ход”. “Я знаю, что в конце 2021 года писало большинство [осужденных] в колонии. И даже в начале 2023-го многие были с написанными помилованиями. Люди делают все, чтобы спастись. Но теперь “помиловки” никому не нужны, их не пишут”, — сказала бывшая политзаключенная.

Миткевич также сообщила, что с 2021 года по март 2022-го администрация “давила практически ежедневно”, требуя писать прошение о помиловании. В феврале 2022 года женщина ходатайствовала об изменении приговора, а в результате оказалась в ШИЗО.

“Сейчас у демсил должна быть только одна задача…”

“Мы не боролись, мы выживали, — сказала Афанасьева. — В таких условиях сложно за что-то бороться, особенно когда не очень понимаешь, за что. Женщин убеждают, что о них все забыли, что их никто не ждет. Информации о том, что происходит, нет, письма приходят только от родных, и то не факт”.

“В моем представлении сейчас у демсил должна быть только одна задача — спасти и вытащить политзаключенных из тюрем. Делать следует любыми доступными и недоступными способами: уговаривать, идти на уступки. Если кто-то будет называть это продажей, пожалуйста, купите политзеков, если это возможно”, — заявила бывшая узница.

По мнению Афанасьевой, “идеал свободной Беларуси” не должен строиться на жертве белорусов за решеткой и за счет человеческих жизней. “Свободная Беларусь не должна одержать победу за счет женщин. Помимо санкций нужно придумать что-то еще, там находиться невозможно”, — констатировала она.

Александр Лойко, муж журналистки Ирины Славниковой (в августе 2022 года осуждена на 5 лет лишения свободы), считает несправедливым, что политзаключенные являются “разменной монетой в большой политике”. По его информации, узники просят их освободить, “сделав для этого все, что угодно”, но “не получают ничего”.

Еще в 2022 году Лойко высказал мнение, что следует начать переговоры с режимом ради освобождения политзаключенных с помощью посредников. Теперь он повторил свою мысль: “Переговоры идут даже между Россией и Украиной, я не понимаю, почему о наших родных не говорят, не ведутся переговоры”.

Евгения Долгая однозначно выступает против позиции, что политзаключенные выдержат все испытания. Она настаивает, что испытания, выпавшие на долю женщин, “несоразмерны человеческим силам”.

Ситуация усугубляется тем, что из мест заключения поступает мало информации или ее невозможно обнародовать без вреда для заключенных. За решеткой находятся “женщины, которых лишили детей; женщина, потерявшая в колонии способности ходить”. “Их нужно спасать”, — подчеркнула основательница проекта “Палітвязынка”.

Обсуждение вариантов освобождения политзаключенных участники пресс-конференции в целях безопасности продолжили без журналистов.