
30 лет назад, в ночь на 12 апреля 1995 года сотрудники силовых структур избили и вывезли из Верховного Совета 19 депутатов от парламентской фракции Белорусского народного фронта “Адраджэньне“ (“Возрождение“), которые голодали в знак несогласия с референдумом, инициированным Александром Лукашенко.
Голодовка началась днем 11 апреля. Депутаты заявили о незаконности референдума и нарушениях законодательных актов вместе с Конституцией, встали со своих мест и сели перед президиумом возле трибуны.
После этого состоялось голосование, по результатам которого Верховный Совет 12-го созыва утвердил лишь один из предложенных Лукашенко вопросов для референдума: “Поддерживаете ли вы действия президента Республики Беларусь, направленные на экономическую интеграцию с Российской Федерацией?“
Не набрали необходимого большинства вопросы “Согласны ли вы с приданием русскому языку равного статуса с белорусским?“, “Поддерживаете ли вы предложение об установлении новых Государственного флага и Государственного герба Республики Беларусь?“ и “Согласны ли вы с необходимостью внесения изменений в Конституцию Республики Беларусь, которые предусматривают возможность досрочного прекращения президентом Республики Беларусь полномочий Верховного Совета в случаях систематического или грубого нарушения Конституции?“
Однако Лукашенко заявил, что парламент должен был голосовать за все четыре вопроса сразу, и поставил перед фактом, что проведет референдум без санкции Верховного Совета, чего не имел права делать.
Депутаты продолжили голодовку и ночью были избиты и насильно выведены из Овального зала. Голодовка продолжилась до вечера 12 апреля, а на следующий день ВС с нарушением процедуры принял решение о проведении референдума, назначив его на 14 мая.
Вот как описывала ситуацию тогда еще относительно свободная газета “Знамя юности“ (до принудительной смены ее главного редактора решением Лукашенко оставалась неделя):
“11 апреля 19 депутатов от оппозиции объявили прямо в зале заседания сессии голодовку. Они продолжили акцию даже после окончания пленарного заседания в 18 часов, оставшись в зале ночевать. После 20 часов к ним пожаловали начальник главного управления государственной охраны МВД Михаил Тесовец и начальник управления охраны президента Вячеслав Королев и сообщили, что, согласно анонимному звонку, в здании Дома правительства находится взрывное устройство, поэтому депутатам необходимо освободить помещение. Однако участники акции протеста отказались выйти. Спустя два часа, около 11 часов вечера, в здание прибыли саперы Министерства обороны. Депутатам опять было предложено покинуть помещение. Но ответом снова был отказ. Тогда военные согласились осмотреть зал в присутствии депутатов и, сделав это, после соблюдения некоторых “бумажных“ формальностей удалились. Через час к парламентариям снова пришли Тесовец и Королев, но уже в сопровождении спецназа и милиции. После отказа депутатов покинуть зал их попытались выдворить с помощью силы. Однако эта попытка не увенчалась успехом. Около трех часов ночи, когда депутаты уснули, была предпринята вторая попытка насильственного выдворения их из помещения. По свидетельствам потерпевших парламентариев, в помещение ворвались около 200 вооруженных бойцов спецназа в униформе и масках. Мгновенно подавив сопротивление депутатов и избив их, бойцы спецназа выдворили народных избранников из помещения и, погрузив в УАЗы, доставили к зданию Верховного Совета (на самом деле кого-то высадили на проспекте Скорины, сейчас Независимости, кого-то — по требованию — у прокуратуры. — “Позірк“.). Наутро состоялась пресс-конференция парламентариев. Утром же состоялось заседание коллегии прокуратуры, на котором принято решение о возбуждении уголовного дела по факту избиения парламентариев“.
Министр обороны Анатолий Костенко заявил, что военные не причастны к инциденту, их единственной целью якобы было обследование Дома правительства на наличие взрывчатки. Руководитель операции по выдворению депутатов Тесовец утверждал, что они были удалены из здания силой, но никто их не избивал. Все происходящее фиксировалось на две видеокамеры (записи так и не были продемонстрированы). Лукашенко призвал не драматизировать ситуацию, назвав случившееся провокацией и происками антипрезидентских сил. Он обвинил журналистов в нагнетании страстей и пригрозил особо оперативным карательными мерами, в первую очередь собкорам российских СМИ. По словам Лукашенко, он не позволит в административных зданиях правительства и Верховного Совета продолжить голодовку депутатам оппозиции. Посольство США заявило, что следит за развитием политической ситуации в стране с огромной тревогой.
Виновные так и не были наказаны.
“Позірк“ поговорил с участниками событий тех дней, которые, без преувеличения, можно считать предвестником наступившей вскоре диктатуры. Здесь можно почитать интервью с участником голодовки Сергеем Наумчиком.
Ниже — разговор с депутатом ВС 12-го созыва, ныне советником демократического лидера Светланы Тихановской по конституционной реформе и парламентскому сотрудничеству Анатолием Лебедько. В 1994 году он входил в избирательный штаб будущего президента Лукашенко, который четыре года сидел в одном зале с теми, кого потом приказал оттуда удалить.
“Я ни одного дня не был представителем Лукашенко в парламенте“
— Где вы были в ночь на 12 апреля 1995 года?
— В ночь с 11 на 12 апреля я находился у себя дома.
— Давайте уточним для новой генерации интересующихся политикой: в какой фракции Верховного Совета вы тогда были? К тому моменту вы еще были представителем Лукашенко в парламенте?
— Самым значимым депутатским образованием, в котором принимал участие депутат Анатолий Лебедько, был демократический депутатский клуб. В нем я даже был координатором по Гродненской области. Это было самое большое оппозиционное объединение в Верховном Совете, на пике своего развития оно насчитывало 100 депутатов парламента.
Также еще был в депутатской группе. По-моему, она называлась “Новые имена — новая политика“. Но все это время в Верховном Совете 12-го созыва я был в оппозиции.
При этом я ни одного дня не был, как сказано в вопросе, “представителем Лукашенко в парламенте“. Это фейк, который гуляет по социальным сетям, у которого нет правового подтверждения (если это было бы так, должен был иметь место указ о назначении).
Могу только предположить, откуда он взялся: Лукашенко действительно призывали на одном из заседаний парламента назначить своего официального представителя, но он сказал, что в этом нет необходимости, и назвал несколько фамилий депутатов, включая и мою, которые тогда находились в зале. Этим он обосновал отсутствие необходимости вводить какую-то должность представителя. Так что это — откровенный фейк.

“Идею референдума воспринял категорически отрицательно“
— Какая тогда царила обстановка в Верховном Совете и стране?
— С одной стороны, у Лукашенко еще была эйфория. Он чувствовал, что хорошо сидит в седле, и поэтому инициировал референдум. С другой стороны, парламент уже не был достаточно мотивированным и дееспособным. Многие депутаты уже начали готовиться к новой избирательной кампании и поэтому смотрели на ситуацию через призму ожидающихся выборов и того самого референдума. Говорить о том, что была какая-то уличная активность, тоже не приходилось, так как в таком случае после избиения депутатов собралась бы полная площадь, по-моему, тогда еще Ленина. Поэтому главными трендами была подготовка Лукашенко к референдуму, депутатов — к выборам. Сам парламент был уже “хромой уткой“.
— Как восприняли тогда идею референдума и ее критику со стороны оппозиции?
— Идею референдума я воспринял категорически отрицательно и как депутат, и как представитель оппозиции. Это можно подтвердить как стенограммой соответствующего заседания парламента, так и моей практической работой в избирательном округе. Я проводил системную работу против референдума, против тех вопросов, которые предлагалось вынести. Напомню, что Лукашенко не с первой попытки “продавил“ эту повестку дня. Сама идея, если не ошибаюсь, появилась в феврале 1995 года, когда Лукашенко озвучил свои намерения на одной из встреч.
Верховный Совет поддержал это предложение, по-моему, это было как раз 11 апреля, и сказал, что мы поддерживаем проведение этого референдума, но выступил против трех из четырех вопросов, которые предлагал Лукашенко. Так что здесь не только оппозиция, но и большинство депутатов изначально не поддерживало те вопросы, которые выносились на голосование.
— Как вы отнеслись к голодовке депутатов? Насколько это было оправданно, могли ли быть использованы иные методы борьбы?
— Времени было, что называется, в обрез, и поэтому реакция, на мой взгляд, была оправдана. На крайнюю меру надо реагировать крайними средствами.
— Как обсуждалась ситуация в вашем тогдашнем политическом окружении? Какие были оценки и прогнозные сценарии?
— Безусловно, референдум был главной темой того периода. Прогнозы были не самые лучшие. Надо исходить из того, что Лукашенко только что стал президентом страны с большущей поддержкой людей, он был на пике популярности.
Он понимал, что нарушает Конституцию, нарушает законы, но на другой чаше весов была огромная поддержка, которую он имел со стороны населения. Поэтому он шел напролом.
И часть депутатов, конечно же, попала в этот омут конъюнктуры, потому что референдум был совмещен с первым туром голосования на выборах в Верховный Совет 13-го созыва. И понятно, что депутаты, а их все-таки, наверное, было достаточно много, понимали, что если у них будет поддержка популярного президента на выборах в Верховный Совет, то они точно продлят свои полномочия уже в новом парламенте. И это давало Лукашенко возможность просто покупать некоторых депутатов.
Но была достаточно большая группа, которая осознанно выступала и против самой идеи референдума, и тех вопросов, которые на него выносились.
— Как отнеслись к силовому прекращению голодовки и избиению депутатов? Что как политик вы делали в последующие дни?
— Ну как может нормальный депутат, нормальный человек относиться к применению силы в самом Овальном зале? Естественно, категорически против. Я скажу, что тогда было некое разделение работы, труда: часть депутатов (представители БНФ) продолжили голодовку, а часть депутатов, входивших в депутатский демократический клуб, как раз имели возможность у микрофона говорить, выступать. Это было и такое психологическое давление на других коллег (насколько оно было успешным, это уже другой вопрос), но, по крайней мере, было вот такое разделение. Потому что те, кто участвовал в голодовке, просто физически сидели на месте, а другая часть, и это можно проследить по стенограмме, активно апеллировала к людям, говоря, что произошло трагическое событие, применение силы недопустимо.
У микрофона озвучивались требования генеральному прокурору о возбуждении уголовного дела, проведении расследования, о непосредственном отчете перед Верховным Советом ответственных служебных лиц. Вот в этой части депутатской работы я и принимал участие.
“На осознание того, что с Лукашенко мы идем “не туда“, хватило примерно полгода“
— Изменилось ли тогда ваше отношение к Лукашенко, каким образом?
— Мое мнение о Лукашенко изменилось раньше, когда осенью 1994 года появились газеты с “белыми пятнами“, как протест против давления на медиа, которым запрещали печатать антикоррупционный доклад, направленный против Лукашенко и некоторых людей из его окружения.
У меня на осознание того, что с Лукашенко мы идем “не туда“, хватило примерно полгода. Я делал попытки противостоять, предложить что-то другое, и когда случилась уже отставка [Виктора] Гончара [с поста вице-премьера в 1994 году] и мои усилия, а я находился вне исполнительной власти, не увенчались успехом, “белые пятна“ стали последней каплей, после чего я окончательно разорвал даже косвенные связи с Лукашенко, которые еще оставались после избирательной кампании.
Мне хватило шести месяцев. Некоторым же, как показывает история, потребовались десятилетия, чтобы они это всё осознали и перешли в оппозицию. Поэтому в то время, про которое мы говорим, весной 1995 года, у меня уже был четкий оппозиционный настрой против Лукашенко. Тем более что объявленный референдум никак не вкладывался в программу депутата Анатолия Лебедько и предполагаемого депутата на выборах в Верховный Совет 13-го созыва. Это всё было не мое, чуждое мне.
— Что вы сказали избитым депутатам на первой встрече после той ночи, что вам говорили они? И что бы вы им сказали сейчас?
— Сейчас мне сложно передать какие-то конкретные фразы, но это была стопроцентная солидарность с ними и поддержка через те формы, о которых я говорил раньше: это работа у микрофона в зале с учетом того, что тогда велись прямые трансляции заседаний. Я был убежден: важно, чтобы люди слышали, что происходит в Овальном зале, почему наши коллеги голодают, к чему это может привести, а также слышали требования привлечения к ответственности тех, кто организовал это избиение. Не так важно, сколько человек избили, какие были нанесены повреждения. Даже если это были и царапины, важно было, чтобы люди поняли, что никто не имеет права силой выносить народного избранника из Овального зала. Это место не для силовиков, для силовых разборок. Так было тогда, и такие же мысли у меня сегодня.
Можно еще сказать, что эта история была очень драматичной, но и скоротечной: если 11 апреля Верховный Совет еще сопротивлялся и, поддержав идею референдума, выступил против трех из четырех предложенных к вынесению на него вопросов, то уже 13 апреля Лукашенко переломил ситуацию “через колено“ — я уже объяснял, почему — и вынудил фактически большинство депутатов Верховного Совета поддержать референдум уже с нужной ему повесткой дня.