Сейчас, через три года после бурных событий в Беларуси, важно подчеркнуть: воздействие протестного движения не заканчивается при его подавлении. Оно, это воздействие, принимает иные формы, например работает на уровне повседневной коммуникации и разного рода «мелких» инициатив. Его политический эффект проявится в будущем.
Три дня террора и пять месяцев небывалой уличной активности
Август, скорее всего, десятилетиями будет ассоциироваться у белорусов с массовыми протестами, равно как и с «тремя сутками террора», который устроил для своего народа почувствовавший угрозу режим Александра Лукашенко.
Тогда, 9–11 августа 2020 года, пытаясь подавить нарастающее недовольство фальсификациями результатов президентских выборов, власти действовали жестоко, без оглядки на законы и моральные принципы. Был заблокирован интернет, а для разгона протестов использовались слезоточивый газ, светошумовые гранаты, а порой и огнестрельное оружие. По всей стране происходили массовые задержания, избиения и пытки.
После того как общественность узнала о зверствах силовиков в отношении задержанных демонстрантов, протесты разрослись до небывалых масштабов. По разным оценкам, 16 и 23 августа число участников антирежимных демонстраций в стране составило от 300 тыс. до 500 тыс. человек. Массовые протесты, хотя уже с меньшим размахом, продолжались вплоть до декабря.
Институт V-Dem, который среди прочего измеряет уровень политической мобилизации в более чем 120 странах, оценил продемократическую мобилизацию белорусов в 2020 году в 3,993 балла из 4. Это была не только крупнейшая мобилизация в истории страны, но и одна из крупнейших (с учетом численности населения) в мире за последние 50 лет — см. таблицу ниже.
Кейсы Польши и Южной Кореи: тоже поначалу было поражение
Уже осенью 2020 года начал звучать вопрос: почему белорусские протесты неэффективны? В той или иной форме этот вопрос воспроизводится до сих пор и, скорее всего, будет воспроизводиться еще долго.
В таких случаях может быть полезным сделать мысленный эксперимент. Давайте на момент отстранимся от белорусской темы и переместимся в 1983 год — в Польшу и Южную Корею. Специально предлагаю страны, одна из которых — географически и культурно близкая, а вторая — существующая в совершенно ином культурно-географическом контексте. Это даст возможность посмотреть на одну и ту же проблему под разным углом.
На август 1983 года в Польше приходилась третья годовщина «забастовок солидарности». Именно в августе 1980 года произошла общенациональная забастовка, в которой приняли участие около 750 тысяч рабочих. К этому числу нужно прибавить еще как минимум столько же представителей других сегментов общества (интеллигенции, католической церкви, студентов), которые активно поддерживали рабочее движение.
В Южной Корее на май 1983 года приходилась годовщина — тоже третья — «восстания в Кванджу». С 18 по 27 мая 1980 года в Кванджу, юго-западной части страны, проходили массовые демонстрации с требованием демократии и гражданских прав. Число принявших участие в акциях протеста достигало временами 200 тыс.
Что мы бы могли сказать об эффективности/неэффективности польских забастовок 1980 года и восстания в Кванджу, переместись мы в 1983 год и не зная всей последующей истории? Как в Польше, так и в Южной Корее к третьей годовщине продемократической мобилизации протестное движение было полностью подавлено, оппозиция разгромлена или вытолкнута за границу, а авторитарные режимы в обеих странах успешно выжили и стали более репрессивными.
Вопросы «Почему восстание в Кванджу было неэффективным?» и «Почему польские «забастовки солидарности» были неэффективными?» в 1983 году имели не менее оснований, чем вопрос о «неэффективности» белорусских протестов, звучащий в 2023-м.
Успех демократизации зависит от того, что происходит в умах
Примерно с начала девяностых как Польша, так и Южная Корея являются устойчивыми демократиями. И с тех пор почти каждая история о «пути к демократии» содержит примерно такой тезис: «поворотным моментом на этом пути стали забастовки солидарности» или «поворотным моментом стало восстание в Кванджу».
Попытка оценивать эффективность/неэффективность массовых протестов отсутствием немедленного краха режима — это неверный подход. Успех демократизации зависит прежде всего от того, что происходит в умах и сознании граждан, включая правящие элиты.
Как в Польше, так и в Южной Корее воздействие протестного движения не закончилось с его подавлением. Оно приняло иные формы и продолжало проявляться на уровне повседневной коммуникации и в рамках «мелких» инициатив, направленных на взаимопомощь или сохранение памяти о жертвах репрессий.
В момент очередного благоприятного стечения обстоятельств протестное движение «вышло из кухонь» и давление на правящую элиту возобновилось. В случае Южной Кореи и Польши основным благоприятным фактором стало окончание холодной войны. В первом случае это повлияло на политику США по отношению к Южной Корее: Вашингтон усилил внимание к правам человека. Во втором случае снизились внимание «перестраивавшегося» Советского Союза к странам-сателлитам и его готовность поддерживать правившие там режимы.
В 1987 году южнокорейский режим пошел на значительные уступки оппозиции, что в итоге привело к полной демократизации страны. В 1989 году нечто похожее произошло в Польше. К тому времени прошло — ни много ни мало — семь и девять лет с момента восстания в Кванджу и забастовок солидарности соответственно.
Кейсы Польши и Южной Кореи не дают возможности предсказать траекторию развития событий в Беларуси, но они задают более верный формат рассуждений о смысле и «эффективности» продемократической мобилизации.
Есть три момента, которые стоит отметить в связи с этим:
- Массовые протесты, особенно если они продолжительны и разнообразны, оставляют сильный след в ментальности общества и — что важно — элит. Репрессии углубляют этот след, придавая нарративам о протестах драматично-героический характер.
- Героизм и готовность к мученичеству могут быть свойственны отдельным людям, но не всему обществу или хотя бы его значительной части. Снижение гражданской и политической активности в период ужесточения репрессий — это, скажем так, нормальное явление, как в моральном, так и психосоциологическом плане. Так было в Польше во время военного положения, так было в Южной Корее в первые годы после восстания в Кванджу, и так происходит сейчас в Беларуси.
- Репрессии всегда очень затратны: они негативно влияют на внутреннюю легитимацию режима, его отношения с другими странами, перспективы экономического развития и сплоченность элит. Рано или поздно режиму придется пересмотреть методы контроля над обществом и — постепенно или сразу — снижать градус репрессий.
Как показывают, опять же, кейсы Польши и Южной Кореи, в такой ситуации в обществе возобновляется гражданская активность, а опыт предыдущей мобилизации и чувство ее «незавершенности» становятся мощной мотивирующей силой. Если к этому добавляются благоприятные факторы, «завершение» мобилизации может увенчаться успехом.