Опубликовано на открытой версии “Позірку“ 2 января 2025 года в 17:34
Вечером 26 января 2025 года глава Центризбиркома Игорь Карпенко объявит о сокрушительной победе Александра Лукашенко на президентских выборах. Формально в стране начнется новый политический цикл, однако де-факто разыгранная по заранее утвержденным нотам электоральная кампания ничего принципиально не изменит.
В наступившем году ожидается сразу несколько событий, способных потрясти если не мир, то как минимум Восточно-Европейский регион.
20 января пройдет инаугурация избранного президента США Дональда Трампа — человека, чья политическая и нравственная платформа вызывает много вопросов.
Война в Украине, похоже, приближается к некоей развязке. Не то промежуточной — когда боевые действия будут заморожены на неопределенный срок. Не то окончательной — когда будет заключено долгосрочное перемирие с твердыми международными гарантиями безопасности.
Ситуация в российской экономике — фактор вроде бы местного масштаба, но на Беларусь он влияет непосредственно и очень сильно. Ряд экспертов предрекает РФ большие экономические проблемы, называя их предвестниками и растущую инфляцию, и нынешнюю ориентированность на военпром, и поднятую в красную зону ключевую ставку Центробанка.
Такие важные развилки повышают неопределенность и затрудняют прогнозирование, но в случае с Беларусью кое-что, пожалуй, можно предположить и с текущими геополитическими рисками.
Итак, что ждет страну после “элегантной“ победы Александра Лукашенко на предстоящих выборах? Попробуем дать несколько ответов.
Каковы шансы на игру с Западом?
Ряд аналитиков предполагает, что за счет выборов Лукашенко попробует восстановить легитимность в глазах Запада. Посмотрите, скажет он, получив от ЦИК 80-90% поддержки: выборы прошли как по маслу, в стране нет никаких протестов, давайте забудем 2020 год как недоразумение.
Под тем же электоральным соусом неизбывный белорусский правитель постарается попасть на мирные переговоры по Украине — о таком желании в Минске говорят давно, горячо и открыто. Там он пожмет руки западным политикам и предложит окончательно “перевернуть страницу“. Заявит, мол, что было, то прошло, давайте снова жить дружно.
Однако вернуться в 2019-й у Лукашенко не получится. Не так это просто — обнулить фальсификации и насилие 2020-го, нормализовать в восприятии Запада массовые политические репрессии и легитимировать соучастие в агрессивной войне против Украины.
Уже сейчас, не дожидаясь 26 января, отдельные страны и влиятельные международные организации заявляют, что о признании выборов в Беларуси не может быть и речи. Фарсовый характер избирательной кампании слишком очевиден.
Но, кажется, в Минске это хорошо понимают. И жаждут легитимности другого свойства. Не политического, а практического.
У Запада нет сомнений, что выборы в России — это спецоперация по продлению полномочий Владимира Путина. Тем не менее до вторжения в Украину Евросоюз и США активно взаимодействовали с Кремлем, торговали, проводили встречи. После начала войны многие связи разорваны, но контакты сохраняются. В стране работают послы западных государств, с российским предводителем разговаривают по телефону. И никто не морщится, называя Путина президентом.
Примерно так же обстоит дело с Азербайджаном. С 2003 года там правит Ильхам Алиев, сменивший на президентском посту отца — Гейдара Алиева. Никакого политического плюрализма в этом государстве нет, а на выборах 2024 года действующий глава получил официально 92% голосов. Запад покритиковал это сомнительное волеизъявление, но в целом принял его. Азербайджан сохраняет комфортные позиции в международном контексте, никакой он не изгой.
На нечто подобное, похоже, рассчитывает и Лукашенко. Хорошо, говорит он, можете не признавать меня президентом на уровне риторики — но признайте на уровне практики. Верните послов, пусть работают. Закройте глаза на политзаключенных, которых полно и в России, и в Азербайджане. Давайте восстановим взаимодействие там, где это возможно и не противоречит, например, санкциям.
Есть ли шансы у властей добиться такой цели? По сути, не легитимности, а уступок от Запада. Как представляется, шансы ненулевые, но объективно невысоки. Уж слишком велики обременения — крайняя одиозность режима, токсичность и статус “марионетки Кремля“.
Ослабнут ли репрессии?
Теоретически можно допустить, что ряд западных стран может задуматься об уступках Минску. На то есть несколько причин. Одним из ключевых факторов является урегулирование ситуации в Украине.
Даже если Лукашенко не пустят на переговоры (что очень вероятно), сам факт прекращения боевых действий будет толкать Запад к какому-то переформатированию отношений с Беларусью. К спокойной ревизии: а что там, собственно, натворила эта мрачная диктатура? К переосмыслению стратегии: почему давление сейчас малоэффективно? К коррекции целей: может, вместо смены режима пока будем добиваться освобождения политзаключенных и остановки репрессий?
С первым — политзаключенными — проще. Люди за решеткой — товар для циничного Лукашенко, их освобождение — вопрос цены. Тем более что, освобождая узников гомеопатическими дозами, режим посылает сигнал о готовности торговаться. Но на Западе на сигнал не реагируют. Потому что со вторым — остановкой репрессий — все сильно сложнее. Если не сказать — безвыходно.
Лукашенко считает — и вполне справедливо — что власть в 2020-м он сохранил во многом благодаря жестокости по отношению к оппонентам. Его логика такова (и в риторике это часто слышится), что стоит только ослабить хватку, как в обществе снова начнут вызревать антирежимные настроения. Начнут вылезать “острокопытные“ из-под своих плинтусов. Начнут просыпаться “спящие ячейки“. Оживятся “экстремисты“ по обе стороны границы. Поэтому нет — ни о каком прекращении репрессий речи быть не может.
По-своему это рационально, так как после 2020-го Лукашенко не разрешил ни одного противоречия между собой и протестовавшими. Не сделал ни одной уступки. Ни одного шага навстречу. Напротив: ответил насилием и только усугубил антагонизм. Естественно, если теперь затеять оттепель, то сквозь тающий снег моментально проступят все онтологические претензии общества к власти.
Поэтому не приходится ожидать, что преследования в стране утихнут. Сегодня это один из столпов, на которых держится власть, и предстоящие выборы здесь рубиконом не станут.
Максимум, на что может пойти “гарант стабильности“, — это перевод репрессий в фоновый режим. Чтобы все знали, что они есть, но в повседневности их не видели — и поменьше думали об этой малоприятной стороне жизни. Симптомом этого можно считать приостановку публикаций “покаянных видео“, но о генеральной линии пока говорить рано. Потому что параллельно власти продолжают жестить.
Возьмем, например, приговор (шесть лет заключения) Дмитрию Кучуку — политику, который отнюдь не считался радикальным оппозиционером, лидеру ликвидированной партии “Зеленые“, участнику международного экологического движения. Или преследование Николая Хило — сотрудника представительства ЕС в Беларуси, которого сейчас судят и которому грозит многолетнее лишение свободы. Евросоюз требует его освобождения, но в снисхождение репрессивной машины не особо верится.
При этом режим продолжает самозабвенно преследовать иностранцев, а известных политзаключенных больше года держит в информационной изоляции, добиваясь от них публичного “покаяния“ и “признания вины“.
Зависимость от Кремля фатальна?
Но главное, что препятствует потеплению в отношениях с Западом, — критическая зависимость Минска от Москвы. Сегодня она приобрела такие формы, что, кажется, путей отступления у Лукашенко попросту не осталось. Как и веры в его субъектность в международных политических кругах.
Голосование 26 января здесь вообще вне контекста. На длину кремлевского поводка выборы никак не повлияют. В отличие, например, от заморозки войны в Украине.
По мнению некоторых экспертов, когда пушки в соседней стране замолчат, тревожность в Минске может увеличиться. Уже очевидно, что Путин с помощью своей “СВО“ не добьется главной цели — подчинить Украину своей воле, поставить во главе этой страны промосковскую фигуру вроде своего кума Виктора Медведчука. Есть предположение, что в качестве сатисфакции Кремль захочет отыграться на минском союзнике, для чего усилит на него “интеграционное“ давление.
Но даже если такие фобии сильно преувеличенны, существующей зависимости достаточно, чтобы не воспринимать белорусского правителя всерьез на высоком политическом уровне.
Это зависимость экономическая. Из-за санкций белорусский экспорт переориентирован на восток, аналогично выстроена логистика. Белорусский рубль привязан к российскому настолько, что принимает на себя все девальвационные риски. От воли Москвы зависит если не все, то очень многое в реализации любого важного экономического проекта Беларуси.
Это зависимость военная. “Младший брат“ продолжает поддерживать старшего в его агрессии в Украине. Это касается и вооружений, и предоставления территории (на начальном этапе), и создания напряженности на границе, и официальной прокремлевской риторики. Правда, пока белорусская армия не подключилась к штурмам городов и весей где-нибудь в Донецкой области, но, кажется, лишь потому, что в Москве это не считают целесообразным.
Это зависимость политическая. Лукашенко может посылать внешнему миру сколько угодно примирительных сигналов, но все они моментально обесцениваются, стоит только Путину задействовать белорусский ресурс в большой игре с Западом. Про это история с ядерным оружием на белорусской территории. Про это — неуклюже замаскированное под просьбу Минска размещение ракетного комплекса “Орешник“. Про это — многое другое, включая пленение немца Рико Кригера.
И что здесь может измениться в 2025-м? Как можно о чем-то договариваться с Лукашенко, если за нитки дергает Москва? Как можно ослаблять санкции, если пользоваться открывшимся зазором будет РФ? Как можно передоговариваться с вассалом, который раз за разом ездит на поклон к сюзерену?
Ответ: никак. По поводу Беларуси договариваться возможно только с Кремлем, и то лишь чисто теоретически. И пока ситуация такова, ничего в отношениях Минска с Западом принципиально не изменится.